В стране глухонемых, лишь тишина передо мной призывает к ответу. Вваливаясь в щели скрипучих половиц, она ложится заблуждением у ног, - становясь вещью, частью этого дома. Обращается в пыль загромождая собой пространство, и утекает через края моей постели, она проникает глубже той песни простираемой на другом холме извечным столичным кутежом, вырастая за моей спиной страшной тенью из под моей кровати. Она обухом войдет меж сгоревших строк, и в пепельном рве старых кружевных платков заиграет залатанным ситцем под теплым стоном закрывающихся витражей в моей обветренной конуре.
мы стражи последнего рубежа
Я проведу эту ночь на улице, под вой злых сов и старых шепчущих деревьев. Когда дышать невыносимо жить, и звук досок трущихся об друг друга в поисках тепла будет отдаваться в висках, механическим лязгом. И на камнях веющих древней силой я разведу огонь пылающем сердцем, выскакивающем у меня из темени, я расстелю руки и ноги вдоль рубцов на изжитых временем скал, чтобы стать путеводной звездой для далеких галактик. Ибо некогда могучие горы покоренные однажды героями, вынуждены расстаться с собой грудой небольших камней. Герои резали сапогами, драли палицей, выбивали булавой имена женщин и детей, стенали под ней, и погибали на крутых склонах, и становились бессмертными забравших так высоко, они продолжают взирают на нас и сейчас с далекой звезды, ожидая того, что мы прочитаем. И камни упавшие ниц опомнятся из чьего лона они были рождены. И сильные восстанут вновь. Нет никакой другой истины.
Я наблюдаю как в эту ночь и последующую за ней десятки сотни мертвецов направляются в лесную чащу поодаль от меня. Со стороны они были едва осязаемыми, но испитыми корнями идущими из жаром пышущего зеленым цветом ядра, что при столкновение с чем-либо начинала хаотично мерцать борясь за свое существование. А за ними шагают его шага, капканы тишины оставленные для живых, втоптанные семена сомнений. И те что потратили слишком много энергии будь они недостаточно сильными, недостойными или просто невезучими, падали и лопались растворяясь во тьме. Иные же начинали меняться, очертание их лиц становились четче и иногда я мог увидеть как одно выражение лица менялась совсем другим, как женщины превращались в высапку или дроздов, как старики становились прямее а взрослые мужчины сетовали обращаясь к земле или вовсе покидали лес в виде самых разных зверей обрастая ощутимой реальности. Но словно раздираемые десятками мыслей и желаниями они были слишком суетливыми, чтобы покинуть этот лес, они вновь должны были начать борьбу, чтобы то чувство разгоняющее меха в их душе не потупило, но будучи слепыми и немыми они лишь могли положится на огни живых.
но к душам уходящим в лес не примкнуть, мне не стать кем-то для праздности дня.
Но я не жду; ушедших не вернуть. Потерянные вещи навсегда останутся потерянными, и в свете этой вертикали, мы упираемся. Нельзя разбирать себя на части в поисках ответов, которые перестают тебя волновать с первым прошедшим градом чужих языков, непоседливых рук или бликов собственных глаз. Нельзя сломаться и встать теми же кем мы были когда-то. Нельзя упасть и вернуться обратно, а значит нет никакой дороги. Всё это поэзия для мертвецов. В стенах возведенных храмов, на устье реки каи мы упрямо глядим из-за курганов, как в свете её горизонта, запутавшись в бликах накрахмаленного солнцем рубашки, тонет чудак харон. Подойти бы помочь старику, но мы боимся переступить через порог очерченный белым, через толпу взысканных слов - кто сделает первый шаг? Кто начнет эту великую войну в пределах нашего сознания, чьи кишки послужат постулатом на чужой пике, знаменем на его войне? Мы стоим напротив и затаив дыхания мы превратились в камень, в статуе божеств у храма.
Но гордыня падает первой, её толкают, и второй обманчиво крепко держит её за руку. И она смиряется, улыбается тому как высоко она смогла поднять голову, и становится его опорой. В стенах возведенных храмов, на устье реки каи, мы узнали, что нет никакой дороги, которая когда-либо была или будет. ПОД НАШИМИ НОГАМИ НИЧЕГО НЕТ и мы истошно тянем руки навстречу друг другу
время драться за рубежи
У нас за окном началась война, за войной идем мы, тянемся к солнцу, молодцы. Но её глаза затопила поседевшая чаща, а я задыхаюсь между истинной и правдой, когда наш фрегат идет ко дну. Как может быть так холодно, когда горит лес, и руки что должны испепелять начинают тлеть - с них паучками взмывает дым языками вверх и теряется в наших волос. И серебряные нити, сбиваются и свисают воспоминаниями о былом. Ты существуешь в моей голове, и я могу жить пока осознаю это
мы стражи последнего рубежа
Золотые купала замерзли в отражение заставляя нас широко расставлять ноги, держать строй ровнее, всегда держать себя в форме, вжаться в себя и бежать на встречу неминуемым поединкам.
есть слова и минуты, в которых пряталось счастье,
приезжай ко мне ночью, разберем их на бревна и ветки для костра, разделим