Он включает плеер, подносит к своим тяжелым, уставшим губам - выдыхает. Воздух становится ватным, его сахарный зной закладывает мне уши, проскальзывает жгучими пиявками в мои закрытые глаза. Не в силах сопротивляться, я поднимаю их бренные остатки,
и жду оправдательный выстрел
Улыбка играет в театре главного злодея. Ноги сбиваются в пути знакомых улиц, которые меня не помнят, не хотят помнят, и не хотят более видеть, - я был расстрелянным у этих стен. Пули превращают чужие дома в клетки, тюрьмы для душевно больных. Таких как мы с тобой, доктор. За моей спиной раздаются подарки на праздники, радости разлетается как конфети, и чужой пот вытекает из разбившего в моих руках бокала. Пули изничтожают чужие дома, радости и труды. Они идут вдоль меня, мимо - я иду вместе с ними - на самое дно. Пол подо мной проваливается; недовольные зрительский ор открыл крышку моего гроба. Трудно встретить достойного зрителя в этом дурдоме, доктор.
Он выключает плеер. Поднимается. Уходит.Самое скучное в моей работе, это воспоминания о ней. Скользкие, вязкие щупальцы с остаточным наслаждением, связывает, и натягивают меня. Я помню всё до мельчайших подробностей. Всех людей, которых встречаю в течения дня. Цвет кожи, глаз, их запахи, и измены. Если обладать тонким чутьем, можно почувствовать все человеческое уродство, все их тайные желания, и мысли. Если быть достаточно зорким, то можно увидеть, что люди не являются обществом, маленькие шарниры ни чем не связанные друг с другом. Увидеть как далеко могут уплыть маленькие камни расколотые когда-либо. Почувствовать это, и испугаться. Лёжа в открытой лужи, и истекая холодом, уткнуться в пустоту уходящей семьи, и друзей. А они тебя не знают,
они тебя не помнят.
Ты рубишь их, как обрубают концы, и сжигают мосты. Потому что не хочешь встретить их вновь. Потому что их слишком много, прорубаешь корни в поисках истины; где-то в конце будет свет.
Болезненно одинаковые улицы, вывески, впадины, ямочки - и тугой металл пронзающий голову, склоняет под резкой тяжестью. Я молюсь несуществующем богам, ища дом, которого не существовало бы, чтобы я не мог вспомнить его, и о нём когда-либо. Чтобы каждый мой шаг, открывал двери в бесконечной, как сама истина галактике.
И Бог ответил мне. Мой Бог, что светит ярче ядерной вспышке. Цветами его чело одето, словами, которых не существует.
Астероиды преследуют меня. Они жаждут моего внимания, хватаются за подол моего бархата, наставляют дуло пистолета в затылок. Они зовут меня, и плачут по родным планетам, которые слишком хрупкие, чтобы выдержать моё предательство. Мой толчок, от которого я имел основания идти дальше, стремится выше. Почему родители не понимают, осуждают мою жажду новых открытий? Я всего лишь сожрал застоявшуюся пыль между вами, туман спал, теперь ваши глаза открыты, для воспоминаний прошлого! А меня не трогайте, не станьте истинно камнями, если желаете судить меня, взрастите себя, чтобы мочь, то что я могу, до тех пор, оставьте мою душу в покое. Но вот они - вы, ваша сплоченность против меня. Признайте, что на самом деле вы обожаете меня!
- Ты убил её, потому что её зеленый шарф, был краденным. Тот парикмахер, трахал её, и купил ей этот шарф.
- Ты трахал парикмахера, потому что на нём слишком много лабданума.
- Я убил её, потому что зеленый шарф, который я ей подарил не сочетался с её голубыми глазами.
- Они подставили тебя. Они следят за вами два месяца.
- И один из тех людей пользуется одеколонам с лабданумом.
- Это другая женщина, из другого города.
Зеленая поступь расплавляет потолок надо мной. Словно жгучая слюна стекается с моего рта, - обезумевшие мы, сидим за этим столом единства. Кривые зеркала вместо подноса яблок, и зайчики - мы, насмешливо терзаем эти слишком крайние края нашего сознания. В закрытых дверях наших камер был бы прок, если бы я не знал как выглядит выход. Железная швенза с тремя потертостями с боку, стук каблуков её куратора, и хлебный запах из столовой за двумя поворотами улицы, за моим окном, которого нет. Они все кричат, что я свободен. А другой я продолжает обвинять другого. Я люблю когда мы перекидываем мячик, давая возможность высказаться каждому. Но когда они теряют мячик, шум в моем голове, теряет причинно следственные связи моего нахождения в, грязной телесной оболочки. Я теряю разум, не способным слышать человеческую речь, я возношусь высоко над, и слушаю дурманные речи Великих. Но я говорю им, что мне ещё рано, что я всё ещё паж своей неопытности. И я творю, ибо только чудо способно исцелить меня. Когда я открываю глаза в следующий раз, на моем теле и руках - кровь, которая не является полностью моей. Ведь только человеческая кровь, словно грязь сбрасывает меня, увязывая за собой из далекого космоса.
Весь мир, вы и они всего лишь мой дом и вещи о которых я забыл в частности. Вы не помните меня, но я хорошо помню как двадцать лет назад, в солнечном "орегоне" на третьем переулки мира, вы покупали зайчика своей дочери. Я стоял в очереди, позади вас. Ваша дочь выросла прекрасной девушкой, доктор...
Он выключает плеер. Поднимается. Уходит.вообщето планировалось что-то интереснее и маштабнее идея то хорошая. но ладно, хер с ней.)